Российский музыкант в Антарктиде

6 июня 2013 года, 19:30 0
Алексей Плюснин стал первым российским музыкантом, давшим концерт в Антарктиде. Специально для FUZZA музыкант предоставил свои дневники и фотографии...

Для начала несколько слов о самом Алексее Плюснине, хотя его имя и не требует отдельного представления. Кто-то его знает как арт-директора первых фестивалей "СКИФ", кто-то - как виртуозного гитариста, сыгравшего со многими российскими и западными авангардистами: от фри-джазового пианиста Боры Бергмана до Патти Смит и Сергея Летова. 

В 80-х Алексей был президентом МАЛМ (Московская Ассоциация Любителей Музыки). Издавал журнал "Сов'ок", сотрудничал с журналом "КонтрКультУра". В 1990-м переехал в Санкт-Петербург, где открыл первый в стране рок-магазин "Нирвана". В первой половине 90-х деятельно участвовал в жизни культурного центра "Пушкинская, 10". С 2004 года руководит Международным Форумом "АПозиция" - ежегодным событием, собирающим артистов многих стран мира, работающих в экспериментальных жанрах.


Ниже мы публикуем фрагменты дневника Алексея Плюснина, посвященного его пребыванию в Антарктиде.


Буэнос-Айрес – Патагония - база Марамбио (Антарктида)

Мы вылетели из Буэнос Айреса с военного аэродрома утром 18го февраля. Температура +25. Самолет – военный транспортник Геркулес. 5 часов лета до какой-то военной же базы на юге Патагонии. Это далеко на юге, растительности почти никакой. Очень напоминает Монголию. Переночевали, и на том же Геркулесе уже в Антарктику на Аргентинскую базу Марамбио. Сильный ветер, вокруг грязь и подтаивший снег, местное лето. База находится на берегу и в море виден лед и айсберги. Иногда гигантские. Они ослепительно белые сверху и неимоверно голубые внизу. Такого цвета, что хочется съесть. Бараки станции и между ними, на высоте примероно метра, дорожки из металла с деревянным настилом, чтобы не ходить по колено в грязи. Когда выгружали вещи из самолета мой рюкзак уронили и теперь он весь в высохшей глине. Она везде, эта грязь, на обуви, на одежде, на строениях. Лето.

Мы только успели поесть в местной столовой как нас опять вызвали на летную площадку, бегом, засунули в вертолет и куда-то отправили. Это был первый раз когда я летел на вертолете. Он оказался русский. После примерно 10 минут полета, я даже не успел испугаться, мы приземлились, как оказалось на палубу русского корабля ледового класса «Василий Головнин», приписанного к Владивостоку и работающего уже 5 лет на Аргентину.

Ночью я вышел на палубу. По воде в сторону ледовой границы бежала дорожка от полной луны. Совершенно невероятное зрелище. Я поймал себя на ощущении, что нахожусь на базе землян на другой планете, как в фильме Аватар. Вокруг чужая незнакомая природа для которой мы, люди, чужие и ничего не значащие создания.
Меня постоянно снимает аргентинская съемочноая группа. Как все киношники они совершенно неутомимы и очень креативны. Но ребята хорошие. Как и вообще все аргентинцы, которых я пока встретил. От них ждешь «латинского» темперамента, но, видимо, из-за индейской крови они гораздо мягче и спокойнее чем их европейские или панамериканские родичи...


Остров Тигре, дельта Ла Платы

В Буэнос-Айресе +30 жары. Утром жена написала, дома -30. Я и мой местный гид, девушка Лорена из Института исследования Антарктики собрались на остров Тигре, что в дельте Ла Платы. Вчера нас предупредили чтобы мы выехали как можно раньше. К жаре на Тигре добавится  влажность. Уже 11 а Лорена только приехала. Мы едем на автобусе на вокзал. Жарко так, что выходить из кондиционированного автобуса не хочется.

Вокзал похож на Витебский у нас в Питере. Но это скорее разновидность метро, чем электричка. Буэнос-Айрес тянется вдоль Ла Платы до самого океана. Как и в самом городе все очень похоже на северную Америку. Плоские крыши не знающие снега. Дома составленные из кубиков разного размера, выкрашенные в разные цвета. Граффити, хотя и не так много как в центре столицы. Тот же стиль; прекрасно нарисованные, с явным влиянием индейской культуры. Аргентинцы жалуются на себя, что уничтожили своих индейцев в отличие от Перу или, скажем, Боливии, но это не так. Со стороны мне виднее как сильно скрытое влияние коренного населения. Это не штаты, где кроме названий почти ничего не осталось от ирокезов и чероки. 

Мы едем до конечной остановки и там садимся на лодку, курсирующую по дельте реки как автобус. Лянча коллективо. Берега усыпаны домиками и причалами. Лодка останавливается у причалов как на автобусных остановках. Местные жители садятся и выходят, возят воду, с которой здесь проблемы, ходят в гости и рестораны, встречающиеся на некоторых остановках.

Жара и вправду неимоверная. Влажность тоже. Хочется купаться, но непонятно можно ли. Вода глинистого желтого цвета. Дети купаются вовсю и везде, ныряют в воду прямо с причалов. Изредка попадаются пляжи, но они платные. Животных особенно не видно, видимо они прячутся от жары. Берега окружает буйная растительность, хотя и не тропического вида. Пальмы. Аргентинцы говорят, что раньше пальм не было и их высадили искусственно. Похоже на фильмы об Амазонке. В таком месте можно прожить всю жизнь.


База Эсперанца: флора и фауна

Пингвины: в этой части континента нет крупных пингвинов, только так называемые baby penguins. Они очаровательные, очень трогательные. Кстати трогать их нельзя ни в коем случае. После контакта с человеком, видимо из-за запаха, сородичи перестают их кормить и игнорируют, как бы не распознают. Здесь вообще жесточайшие правила экологии. Поэтому все неимоверно чистое, а воздух просто невообразимый. Поначалу у меня даже кружилась голова. Пингвины свободно разгуливают по территории базы, игнорируя людей. Это ведь их земля, и мы здессь лишь гости, которых терпят.

Морские млекопитающие: аргентинцы называют их морские волки, не уверен чему это соответствует у нас. Типа котики, seal, sea lion? Они плавают и ныряют стаями по три, четыре особи как дельфины, или плющатся на берегу греясь на «летнем» солнце. Подходить к ним тоже запрещено, да и не безопасно. Когда я попытался приблизиться к одному из них, уютно устроившемуся за большим камнем, он лениво повернул ко мне голову и угрожающе захрюкал.

Птицы: здесь много птиц, в основном принадлежащих семейству петрел. Альбатросы, типа бакланы, обычные чайки. Все они, естественно, питаются рыбой. В любой даже самый сильный ветер, а он здесь бывает просто фантастической силы, они бесстрашно реют над головой то-ли выискивая еду, то-ли наслаждаясь полетом. Одна просто потрясла меня. Это самый маленький представитель петрелов, и вообще самая маленькая птица Антарктиды, петрел Вильсона или Штормовой петрел, oceanites oceanicus,  размером всего десять сантиметров. Необычней всего то, как он кормится. По неизвестной мне причине он не садится на воду и не плавает как другие, но порхает над самой поверхностью, будто танцует. Как калибри перед цветком. Вот бы снять его на камеру! Думаю это будет очень не просто.

Флора, напротив чрезвычайно скудная. Никаких растений, даже кустарников. Только изредка между камней попадается мох. Зеленый и коричневый. Камни, грязь, лед, снег и мох.


База Эсперанца: люди

По международному соглашению в Антарктиде нельзя строить военные обьекты. Не знаю как на других базах, но на аргентинских все обслуживание и логистику осуществляет армия. Таким образом созданные исключительно в исследовательских целях они представляют собой военные таки обьекты с соответствующей структурой и субординацией. Как и положено все работтает, но слегка анекдотично и довольно бессмыслено. И истинные хозяева станции, ученые и другие гражданские, оказываются вовлечены в бесконечную швейковскую кутерьму, что рождает недовольство и бесконечные интриги. 

Начальником на базе Эсперанца полковник Адольфо, смешной и весьма милый человечек. Ему очень нравятся мои записи с Алтая, те что с Си-Пи-Си, он говорит, что это как лететь в Африке на вертолете. В Африке он никогда не был, зато говорят, что в будущем году он будет генералом.

Капитан Маргалот – первый аргентинец в Антарктиде. Сам он рассказывает, что обманом выскочил из транспорта на землю раньше других. Пользуется необычайным почетом и уважением. Любит Чайковского и отказывается принять мою критику по отношению к Петру Ильичу.

Техник Мачи, очень приятная тетенька. Такие встречаются везде, я думаю, по-крайней мере она напоминает мне многих знакомых. Именно она рассказала мне о петреле Вильсона, маленькой птичке танцующей на воде.
Офицер по связи Пабло Гонзалес. Человек на своем месте. Со мной он установил контакт за 5 секунд. Исключительно приятный и легкий в общении человек. С грустью говорит, что понимает гораздо больше чем говорит. Его дядя и четыре брата живут в Нью-Йорке, где он и набрался английского языка. 

Повар Густаво и его крошка Миа. Аргентинцы вобще очень приветливые и теплые люди. Мне очень симпатичен наш повар Густаво. У него смешливая рыжая жена, два сына погодка-подростка и крошка Миа, самый младший житель базы Эсперанца. Густаво небольшого роста, кряжистый, чем-то напоминает Диего Марадону.
Все 10 дней которые я пока провел на станции аргентинцы что нибудь праздновали. Либо чей-то день рождения, либо день Антарктики, либо что-то еще. В конце ужина всем наливается по бокалу шампанского и начальство произносит речь. А в конце месяца была вечеринка на которой присутствовало все население станции, был настоящий праздничный стол и торт. Это было посвящено всем у кого в феврале день рождения. Мой концерт как раз и открывал этот праздник. И так каждый месяц. Не плохая служба в армии.

База Эсперанца: типичный день

Подьем в девять. Собственно можно и не вставать, но я встаю. База переполнена, тут застряло лишних человек сорок - пятьдесят. Они спят на полу в холле, все каюты заняты. Но они же военные, им положено.
Мы живем в комнате на четверых. В ней помещаются двухэтажные нары, платяной шкаф и все. Очень тесно, тем более, что все завалено киношной аппаратурой. Я живу со сьемочной группой из Буэнос Айреса, которая снимает о нас документальный фильм. 

Душ. Все зависит от того включил ли сержант такой-то вчера такой-то кран или нет. Если включил, то душ горячий, хотя все равно на всех не хватит. Завтрак. Его, собственно, нет. То есть можног налить себе чаю или матэ или суррогат кофе и выпить с галетами с джемом.

Сегодня последний день февраля, понедельник – первый день школьных занятий. На базе есть школа для детей сотрудников, их порядка десяти, пятнадцати, самых разных возрастов, от трех лет до тинэйджеров. «Первое сентября», здесь на полувоенной базе, это настоящая церемония с выносом знамен и пением гимнов, речами учителей и офицеров станции. Пафос почище чем на пионерских мероприятиях моего детства. Удивительно, что осень в южном полушарии начинается не первого марта а двадцать первого, так что у нас пока лето.

После церемонии мы идем на натуру, снимать материал для моего проекта или для проекта Андреи. Далеко от  базы отходить нельзя, это весьма опасно. Погода в считанные минуты может превратиться из солнечного дня в настоящую бурю, такую, что трудно устоять на ногах. Сегодня нам повезло и мы отсняли потрясающий материал у подножия ледника с верхнего края которого, высотой метров пятьдесят, вниз срывается настоящий водопад.

Ланч около часа дня, типа обед. Много мяса, аргентинцы вобще едят много мяса. Поэтому моим сильно прдвинутым друзьям вегетарианцам на этой, по крайней мере, станции не выжить. После обеда армейские спят, сиеста. Хорошая служба. Кстати на станции ручки дверей сломаны, крыша протекает. После ланча я работаю над саундтреком к фильму, который снимают мои сокамерники.

Сегодня не совсем обычный день. На корабле прибыли туристы. База готовится их принять. Разворачиваются лотки с сувенирной продукцией, готовится горячий шоколад. Полковник просит меня поставить так нравящуюся ему «вертолетную» музыку. Но я не могу найти нужные провода. За ночь они куда-то исчезли, и никто не знает куда. Я нахожу один и алтайские трансовые ритмы снова звучат в Антарктиде. Наконец появляются туристы. Они слегка ошарашены сильныым ветром и дождем который вымочил их до нитки пока они на катере переправлялись с корабля. Здесь немцы, датчане, аргентинцы, но, в основном, североамериканцы. Я-то уже местный, и смотрю на них слегка с презрением, хотя сам прожил на станции всего десять дней. Они смотрят полувосхищенно, полуиспуганно. Покупают сувениры пьют шоколад и отваливают. Я тоже пью шоколад, так как в обычный день его не увидишь. Я успеваю дать интервью какому-то немецкому журналисту. Он чуть не опаздывает обратно на корабль.

Ужин. Мясо или рыба, галеты, химический напиток. Потом футбол по телеку и баю-бай.
Весь день со мной фотоаппарат, я много снимаю. Это совсем не то, что снимать в других местах, где каждый раз снимаешь разные объекты. Здесь всего несколько видов. Но какое разнообразие оттенков! Один и тот же ландшафт меняется по нескольку раз в день. Неимоверно! И мне очень приятно сознавать, что я верно угадал с моей идеей для проекта. Бесконечное разнообразие в формальном однообразии.
Вот и прошел еще один мой день на Аргентинской станции Эсперанца в Антарктиде.


База Эсперанца: отъезд

Сегодня самый тихий день за все мое пребывание здесь. Ветра практически нет. Даже не верится что вчера была настоящая вьюга, которая занесла всю базу полуметровым слоем снега. Утром я видел пингвина, не ковыляющего как обычно а плывущего в снегу на встречу вездеходу. Вездеход, как и положено, уступил дорогу. 

Сегодня мы уезжаем с базы Эсперанца. Правда пока на другую базу, опять аргентинскую, Марамбио. Там мы будем дожидаться самолета чтобы перелететь в Патагонию. И хотя Марамбио формально еще Антарктида, но уже не континент а остров Сеймура. И пока я не вернусь в северное полушарие я все еще смогу видеть Южный Крест, но разве он будет так сиять надо мной как сияет здесь. В гигантском мегаполисе Буэнос Айресе нет дела до этого самого маленького из созвездий и самого загадочного. В Марамбио нет пингвинов, нет скуа (больших поморников), которые напали на меня несколько дней назад на плато, что у подножия гигантского ледника, нет, так напоминающего Памир, пика Тэйлора, возвышающегося над Эсперанцой. Марамбио это аэропорт, коллектор, распределитель. Отсюда ученые, военные, техники и прочие жители Антарктиды разлетаются по базам: Сан Мартин, Эсперанца, Белграно. Марамбио настоящий форпост землян на чужой планете.
Но это потом, а пока мы прощаемся с Эсперанцой. Обнимаемя с друзьями, с которыми познакомились здесь. Последние фото с балкона каюткомпании. Прощайте пингвины, прощайте голубые айсберги, прощай полуостров Тринидад.

Мы счастливцы. С плато на вершине ледника, куда нас завозит вездеход, мы улетим на самолете с лыжами вместо шасси. Панорама открывающаяся с плато просто ощеломляющая. Вот она настоящая Антарктида. Снег и небо. Синий и белый. И все возможные оттенки между; от темно серого до фиолетового. Я стою и смотрю, чтобы эта картина навсегда отпечаталась в моей памяти. Такой я буду видеть Антарктику в своих снах. Такой я буду пытаться изобразить ее в моей музыке. Такой она останется со мной навсегда, покуда я жив.

Марамбио

Аргентинцы называют остров Марамбио в честь Густаво Аргентино Марамбио пилота, исследователя и, разумеется, офицера. Как и на Эсперанце большинство жителей станции военные, поддерживающие ее функционирование. Нас и еще человек десять ученых и студентов-геологов-практикантов поселили в гимнастическом зале на матрасах. В перемежку с тренажерами и зеркалами мы провели здесь без малого 5 дней в ожидании летной погоды, которой оказался снежный шторм с ветром метров пятьдесят в секунду. 

На второй день, как и положено, случился праздник, 8 марта. Концертная и официальная программа, в которой мне выделили весьма почетное центральное место. В столовой собралось человек сто пятьдесят, не меньше. Я всячески пытался перенести свое выступление на пораньше, справедливо полагая, что народ после ужина, в праздник захочет чего-нибудь менее необычного чем мои экзерсисы. По правде говоря я больше беспокоился о том, что они будут мне мешать, по обыкновению треща как сороки. И они трещали, я добовлял громкости, они трещали громче, я еще добавлял. Так мы развлекались минут пятнадцать, после чего я предпочел почетное отступление. Моя скромность не осталась вознагражденной, и я сорвал бурные аплодисменты. Не знаю какая часть из них была предназначена моей музыке, которая, кстати сказать, оказалась неплохой, а какая моей лапидарности. Часа через два ко мне начали подходить люди и благодарить, утверждая что ничего такого никогда не слышали. Мне было приятно.

Тем временем началась настоящая дискотека. Сначала нейтральная интернациональная программа, потом по нарастающей от поп-фольклора, так любимого всеми аргентинцами, до латин-техно. Chica sexy. Оказалось, что мой истинный триумф относится не столько к моему выступлению, сколько к тому, что я, отчасти неожиданно для самого себя, бросился танцевать один посреди танцпола, что со мной происходит, конечно, иногда, но чрезвычайно редко. Через минут двадцать публика скандировала «руссо бамо», а через полчаса начались всеобщие танцы. В два ночи пришел комендант и вырубил элктричество. 

Еще одно приключение скрасило мою жизнь на станции. Неожиданно стали пропадать куртки. Сначала свою потерял наш режиссер Сантьяго Санчез, они с Андреей начали поиски, распрашивая каждого встречного и поперечного. Когда они добрались до меня, я неожиданно «вспомнил», что я прекрасно помню как она висела на стуле в столовой и что потом я видел ее на человеке явно к ней не подходившему. Дело в том, что у военных на станции своя форма, а у ученых одежда совсем другая. Вспомнить на ком я «видел» куртку Санти я не мог, зато оказался в детективе Агаты Кристи или сэра Артура Конан-Дойля. На полном серьезе я начал расследование, в которое посвятил Санти и Андрею. Мол мы на замкнутой станции, никто никуда деться не может. К тому времени не досчитались еще двух курток. Одна принадлежала русскому иммигранту в третьем поколении Юрию Селину, имевшему типичную дореволюционную внешность, как большинство русских, чьи деды уехали еще до 1917 года. Вторая исчезнувшая куртка была Андреи. Комендант на жалобы пострадавших не обратил внимания и я предложил радикальное решение. Я предложил повесить в столовой еще одну куртку и установить за ней наблюдение. Причем я выстроил логическую цепочку почище чем Шерлок Холмс. Санти и Андрея смотрели на меня с ужасом. Я искренне наслаждался, полностью погруженный в свою фантазию. В конце концов я повесил в столовой свою куртку и принялся за ней следить. Тут пришли люди с кухни и принесли все «пропавшие» куртки, которые они подобрали ночью в столовой.

Через два часа мы улетели на Геркулесе в Рио Гашего что в Патагонии. Вьюга была такая, что людей сносило с обледеневшей дорожки по пути в терминал.
 

Алексей Плюснин

Комментарии
Отправить