Молодой джентльмен Миша Родионов немного стеснителен. Мы сидим за столиком в одном из петербургских клубов. Они только что выступили. Я пытаюсь взять у него интервью, но беседа периодически прерывается из-за девушек, которые хотят сфотографироваться, посмотреть, поговорить и обнять.
FUZZ: В последние пару лет про THE RETUSES пишут, говорят, вас хвалят. Чувствуешь себя знаменитостью?
Михаил Родионов: Нет, не чувствую. И очень стесняюсь, когда меня узнают на улицах. В 2010 году, например, мы были в Калининграде и играли на каком-то квартирнике. Гуляли по городу, и какая-то девушка очень странно на меня смотрела. Я даже немного испугался. А она догнала нас, узнала и обняла. Очень странная девушка, и еще я помню…
В эту минуту к нашему столику подходит брюнетка с каре в темном платье и ярко напомаженными губами и говорит:
— А можно с вами сфотографироваться? — и садится на свободный стул.
Мы глупо улыбаемся и ждем, пока ее подруга сделает несколько снимков. С четвертого раза ей удается сделать нужный кадр. Все это происходит на фоне хождений туда-сюда, передвигания стульев и табачного дыма. Брюнетка говорит «спасибо» и уходит. Миша закуривает сигарету, я снова включаю диктофон.
FUZZ: Музыку записываешь ты. А есть специальный человек, который занимается рекламой?
Михаил: Да, музыку мы делаем сами с ребятами. А на счет пиара и насчет всего…
И обрывается на полуслове. Вернее его обрывает девушка с волосами русалки — следующая претендентка на новую аватарку садится на соседний стул. Ждем. Улыбаемся. Фотографируемся. Уходит. «Спасибо».
Михаил: Так вот, к рекламе — это все очень быстро случилось, и у меня не было никаких мыслей по поводу раскрутки и не было изначально никаких планов…
— Ребята, вы такие странные, — говорит миловидная девушка и садится на соседний стул — такой звук у вас и вообще…
Я понимаю, что это надолго и иду к бару, ловя обрывки диалога.
— Ну, сегодня мы без тромбона играли… звук, ты имеешь в виду, был странный?..
Возвращаюсь.
— А тебе что из музыки нравится вообще? Что ты слушаешь? – спрашивает она.
— Ты имеешь в виду группу? Или по звучанию?
Она кивает. Ей все равно. Звук, группа. Какая разница? Она ничего не имеет ввиду. Ей просто хочется ГОВОРИТЬ с ним. На прощание она просит разрешения его обнять. Может, эта та самая из Калининграда?
FUZZ: Миш, ты еще помнишь вопрос?
Михаил: Да. Мы про пиар говорили. Начиналось все с того, что я кидал записи друзьям. Зависал на Last.fm. Тогда у нас был грязный подпольный звук, ведь первые записи мы делали с Кириллом Назаровом на микрофон от фотоаппарата. По сути, до «Снегирей» не было вообще никакого пиара.
И «Снегири» дали нам очень большой толчок. Нас стали приглашать на фестивали и концерты. «Пикник «Афиши», например. Мы съездили в Коктебель. Подобных лейблов больше нет. Есть мейджоры и есть андеграунд, который никому не нужен.
FUZZ: В Петербурге вы не первый раз играете. Вам действительно нравится тут выступать или это просто командировка и вам все равно куда ехать, лишь бы была площадка и гонорар?
Михаил: Нет. Мне очень нравится Питер, тут особая публика, есть своя атмосфера. Во время выступления люди по минимуму разговаривают. В зале стоит тишина, и это мне нравится и в то же время пугает. А за гонорарами мы вообще не гонимся.
FUZZ: У тебя есть страх, что однажды кто-нибудь похлопает тебя по плечу и скажет «О’кей, парень, пора искать нормальную работу»?
Михаил: Нет, не думаю. Если не концерты, то музыка к фильмам или что-то еще. Кроме музыки, я больше ничего не умею сейчас. Но страха почему-то нет.
FUZZ: Я знаю, что до концертов ты жутко волнуешься. Волнение проходит на сцене?
Михаил: Когда как. Сам не знаю почему. Например, в том же Коктебеле было 4000 человек, а я вообще не волновался. Мне кажется, это из-за температуры. Я заболел и выступал с 39, так что мне было все равно, я просто играл трек-лист.
А еще многое зависит от того, как настроен звук в зале, от мастерства звукорежиссера. Потому что мы каждый раз играем примерно одинаково и выкладываемся по максимуму. Если звук хороший, то и волноваться перестаешь. А бывает так, что играешь, а звук на выходе очень плохой, и очень обидно становится. Ты выкладываешься, а потом из-за звука все умирает.
FUZZ: О чем ты мечтал в детстве?
Михаил: Даже не помню. Помню, что я смотрел музыкальные каналы. Мне очень нравились ИВАНУШКИ INTERNATIONAL, РУКИ ВВЕРХ и вся эта среда, но это быстро прошло. Ни о чем не мечтал, жил сегодняшним днем, играл в машинки, что-то еще делал.
FUZZ: А сейчас?
Михаил: Стараюсь не загадывать ничего и ни к чему не стремиться. Чем меньше загоняешься, тем больше отдача.
FUZZ: Ты понимаешь, что для современной российской сцены вы – уникальный проект?
Михаил: Да, я понимаю. Большинство групп, процентов 80, наверное, используют систему гитара-бас-барабаны. А такой камерной музыки, как у нас, нет.
Мне вообще не нравится все, что пошло после 60-х годов. Я за аналоговый теплый звук. Минимум электрики и синтетики и максимум объема и атмосферности. И когда я пишу песню и понимаю, что она мне не нравится, я либо отказываюсь от нее, либо закручиваю все так, что она в итоге становится выигрышной.
FUZZ: Представь, что сегодня парень лет пятнадцати пришел на концерт и поразился тому, что услышал. Что бы ты ему сказал?
Михаил: Просто поговорил бы с ним, наверное… Я не могу так абстрактно. Понимаешь, 15 лет это очень нежный возраст и очень велико значение кумира или какого-то надуманного идеала. Я, например, этого избежал, как мне кажется. Надо просто не стесняться быть самим собой.
В целом THE RETUSES производят приятное впечатление. Своей игрой, тем, как выглядят, как общаются. Поэтому мы посидели еще немного. Потом еще немного.
Потом пришел арт-директор. Сначала я подумал, что он тоже хочет сфотографироваться, но оказалось, он просто решил угостить нас всех пивом. Наверное, они ему тоже понравились.
Фото: Яна Дронова
Илья Шайдуров
