ЗЕМФИРА. Музыка начинает и выигрывает

Сессионный музыкант

Земфира Рамазанова: Я не знаю, меня постоянно разбирают какие-то сомнения. Некоторые композиции я выбрала, потому что их посоветовали мои друзья, или они просто нравятся. В третьей пластинке будут песни, которые написаны в период с 1999-го по 2001-й год. Мне слышно, где более ранние произведения, где более поздние. Слушателю, думаю, не будет слышно. Может быть, я даже обозначу в пластинке года. Хотя я тоже не думаю, что это очень важно.

Земфира: Ну, очень много, просто есть еще такая вещь, как — сделать песню. После того, как все написано, ее нужно сделать, не испортить. Это весь процесс записи пластинки, если говорить о нем в двух словах. Не испортить то, что имел в виду автор. Это очень сложно. И такие вещи приходят в голову только с опытом. Потому что сейчас, оглядываясь на свои записанные песни, я понимаю, что здесь я могла сыграть так, здесь так и т. д.

Плюс ко всему, я работаю сейчас с очень хорошими музыкантами, и мне это очень приятно как музыканту. Может быть, это сработает в какой-то минус перед зрительской аудиторией, но не нужно забывать, что у меня давно уже есть амбиции музыканта.

Земфира: Да, это Юрик и Олежек. Я с ними познакомилась в самом начале своего творческого пути, и сколько потом ни смотрела, я не могла найти людей, которые по драйву обгоняли бы их. Именно по драйву. Можно уметь очень технично извлекать ноты, можно записать очень красиво песню, но дело в том, что автор песен — я, и меня интересовал в первую очередь драйв. И с ними очень легко как с людьми. Мы постоянно ржем, постоянно. Когда мы едем записываться в Питер (мы записываем в Питере все), мы уже предвкушаем какое-то количество шуток, которые потом войдут в обиход и будут использоваться нами месяц-два.

Земфира: Да, я впервые попробовала записать не сразу всю пластинку в одну сессию, а в несколько сессий. Я предполагаю, что их будет четыре. Прошло уже две. Осталась половина. Отнимает больше сил, но в то же время есть больше времени, чтобы подумать, какой должна быть песня. Мне кажется, что единственный правильный подход к песне — делать ее как самую последнюю. Неважно, будет она проходная или ротируемая. Песню делать как законченную историю.

Земфира: Очень активное. Впервые, пожалуй, я не вмешиваюсь в какие-то гитарные партии. Безусловно, я им говорю, если у меня есть какие-то идеи — что мне хочется. Но сначала я всегда слушаю, что предложат они, мне очень интересно. Приглашая их сотрудничать, я рассчитывала на их опыт, предполагала, что он принесет какие-то новые решения. И пластинка получается очень неоднозначная, очень разная. Мне нравится.

Земфира: Очень большая. Я считаю, эту пластинку делают на данный момент (я не знаю, что будет со следующими сессиями) четыре человека, я называю это творческий коллектив: Андрей Самсонов, Юрий Цалер, Олег Пунгин и Земфира Рамазанова. Все четверо играют на клавишных, мы с Андреем занимаемся сведением, Олег и Юрий — всей ритм-секцией. Чем меньше людей, тем меньше разногласий и колебаний, потому что лишние люди иногда могут внести какую-то смуту и все это затянуть, и будет еще больше вариантов каких-то непонятных...

Когда мы с Андреем познакомились, естественно, что первое время существовал какой-то период, когда мы пристреливались друг к другу, присматривались. Сейчас нас, наверное, уже можно назвать просто друзьями, потому что мы уже съездили в Лондон, жили в одной гостинице, питались на суточные, ездили в одном такси, пили одни напитки, праздновали все это... Я считаю, что нам повезло — мы встретились.

Земфира: Мне кто-то, по-моему, Джавад (Игорь Джавад-Заде — ред.), принес пластинку с работами Самсонова — с МУЛЬТFИЛЬМАМИ, БГ, TEQUILAJAZZZ. Мне понравилась одна работа — с МУЛЬТFИЛЬМАМИ, кажется, “Тело”, неважно. Мне понравилось именно технологическое видение. Я уверена в себе как в авторе, предположим, как в исполнителе. Меня интересовали именно какие-то моменты аранжировки. Я все услышала и — позвонила.

Этот альбом мы продюсируем вместе с Андрюшей, но ведь я очень много времени, где-то месяцев восемь, провела, прослушивая западные коллективы. И очень много анализировала. Мне многое стало понятно, и когда я столкнулась с Андреем, оказалось, что он знает все то, чего не знаю я. Чего, скажем, мне не хватало, чтобы самостоятельно делать то, что я слышу там. Мне кажется, это очень удачный альянс. Будем думать, что это новый вариант Мадонны и Мирвеза.

Земфира: 11 ноября — выход сингла “Траффик”. Названия альбома еще нет, даже рабочего. Сингл будет состоять из одной песни, из ремикса Андрея Самсонова на эту песню (потому что, повторюсь, мне очень нравится, как он обращается со всеми компьютерными делами и фенечками) и видеоклипа, если успеем снять. Три трека: original version, ремикс и клип.

Земфира: Я бы не повелась на то, чтобы засунуть туда чье-то имя, неважно, каких оно достигло высот. Я бы была против, если бы этот человек ничего не делал, и вдруг его имя поставили. Начнем с того, что он обратил внимание — это очень важно. Потому что очень сложно. Я могу вам сейчас наиграть несколько песен — их не отличить одну от другой. А, скажем, человек, у которого есть чутье — он слышит, что эта хороша, эта хороша, а эта — не очень. Илья принял самое горячее участие и оказался прав, как показало время. Запись первой пластинки вообще рассматривается мной как сумасшедший дом. Десять суток во-первых, во-вторых, все так неопределенно, только что был этот кризис дурацкий с американскими деньгами. И все боялись во что-то вкладывать. Это, пожалуй, первое, за что я сильно благодарна Лене (Бурлакову — ред.) в первую очередь, Илье во вторую — что они не побоялись. Потому что я — тоже фанат музыки, и я бы тоже стала вкладывать деньги в нее, даже если б случился этот гребаный кризис. Потому что я не вижу больше вещей, в которые можно вкладывать. Не в нефть, не в политику. В музыку. Я считаю, как фанат музыки, что это единственное, что красит мир. И поэтому они молодцы.

Из жизни отдыхающих

Земфира: Каждый для себя в какой-то момент решает — что для него важно. Что не очень важно, что второстепенно. Я для себя определила, у меня было время отдохнуть от всей этой суеты двухлетней. Потому что все происходило в таком быстром темпе, что, например, мой мозг — не успевал все это анализировать и делать надлежащие выводы. Я взяла тайм-аут, и у меня было время спокойно сесть и обдумать — что важно, что неважно, что верно, что неверно. И я для себя определила. Никто за меня определять не будет, и я ни на кого больше не соглашусь, только на собственное мнение. И поэтому для меня теперь более-менее что-то понятно. И я могу с чистой совестью продолжать свое существование.

Земфира: Да? Вероятно, внутренние ощущения тоже дают о себе знать.

Земфира: К январю 2001 года я месяца три не выходила из дома вообще. Я пресытилась людьми, общением с ними, мне было тяжело. У меня резко поменялся социальный статус. У большинства людей, как правило, неадекватная реакция на меня. Мне это тоже тяжело. И мне нужно было время, чтобы смириться с этим, чтобы решить для себя — нужно мне это, либо же мне это настолько неприятно, что я готова отказаться от этого, либо же плюнуть на эту неприятность и заниматься тем, чем я хочу заниматься. Я провела время в таких размышлениях, которые были мне на пользу. Я нашла какое-то согласие с самой собой, и сейчас я менее нервно реагирую на журналистов, фотографов. Я заявляю, что нужно четко гнуть свою линию. Если ты четко в ней уверен, если ты для себя сам определил, что тебе важно, что неважно, то нужно четко гнуть свою линию. Чем я и занимаюсь.

Земфира: Я очень часто задаю себе этот вопрос, гораздо чаще, чем мне его задают журналисты. К августу месяцу не скучала однозначно. Когда начались сессии по записи третьей пластинки, они напоминали концерты хотя бы потому, что нужно было тоже сесть в студии и сыграть что-то. Не один раз, а несколько — с чувством, с отдачей. И я ловила себя на мысли — что нет, еще не хочу. Вот не хочу и все, не готова. Может быть, во мне скопилось очень много усталости — не знаю, почему. На первой сессии я поймала себя на мысли, что неплохо было бы сыграть, наверное, в начале осени. И это хорошо, потому что сейчас пройдет где-то полгода, когда я хочу играть. И к моменту, когда я буду играть, я буду таким созревшим чирьем. И надеюсь благополучно лопнуть в ряды фанатов. Если все случится, как мы планируем (хотя, со мной согласятся многие музыканты — планирование пластинки и ее реальный выход не всегда совпадают, и это зависит не от музыкантов), и она выйдет в феврале, то мы в феврале же поедем за границу для того, чтобы пристреляться. О, нужно оценить эту фразу! В какую-нибудь Германию... Не потому что мы будем играть там плохо, а для того, чтобы обрести какую-то музыкальную форму. И потом начнем с Дальнего Востока и потихонечку доберемся до главных городов нашей страны. Хотя мне, например, все города интересны. Главное, чтоб звук был хороший.

Я буду менять, безусловно, состав музыкантов, потому что музыка сейчас записана очень на высоком уровне, мне так кажется.

Земфира: Ну, один человек останется как минимум. (смех) Три как максимум. Я понимаю, что несколько нелепо называть такие дурацкие цифры — один, три. Но я не думаю, что полностью сменится. Просто, может быть, добавится какая-то сессия, которая будет более энергичная. Нет смысла делать все время одно и то же. Когда я говорила на пресс-конференции (в Питере, кстати) о том, что, если у меня не будет идей — не будет и пластинки, то я не кривила душой ни на минуту. Это не было PR-ходом. Вот что меня больше всего обижало всегда в журналистах — они любое предложение расценивают как какой-то подвох, PR-ход. Нет, я об этом думала меньше всего. У меня слишком много мыслей,  чтобы задумываться еще и об этом.

Выход в свет

Земфира: Нужно менять и шоу тоже. У меня есть пара мыслей. Я хожу на концерты. Западных звезд преимущественно, для того, чтобы смотреть, что они делают. Я не считаю себя человеком, делающим русскую культуру, но я действительно считаю себя человеком одаренным, может быть, это нескромно. И я считаю, что я в силах поднять эту культуру хоть на йоту ближе к тем исполнителям, которые нравятся.

Я начала свой выход в свет с концерта группа A-HA. После был MARILYN MANSON, после был МУМИЙ ТРОЛЛЬ (это группа, я считаю, действительно европейского уровня). Я была также на БИ-2 и СПЛИН, начало “Феллини тура” в “Горбушке”. Я пришла с конкретной целью — послушать гитариста СПЛИНА. Но до этого было полтора часа БИ-2. Они очень хорошие ребята, я к ним очень хорошо отношусь, но все было так громко. Я понимаю, что они через год начнут играть тише. Нельзя так орать на сцене, нельзя так бить в тарелки на сцене. Но у меня было все то же самое — я так же била и орала. И когда-то должна наступить эра понимания. И она наступит, я надеюсь. А потом я получила СПЛИН, которые сыграли в течение часа более интеллектуальную музыку. Но, естественно, меня ничего не поразило, никакого чуда не случилось. Но я знала заранее, что чуда не будет.

Я была на PLACEBO и DEPECHE MODE. На Джо Кокере. Больше ничего не удалось посетить. Лучшее впечатление — PLACEBO. Потому что это был воздух, парк Горького, и мне очень нравятся концерты на воздухе. Это было неожиданно. Я как человек концертирующий, очень внимательно смотрю, как это происходит все на сцене. Это был концерт, который меня заставил не смотреть как музыканта. Я смотрела просто как зритель. Все остальные концерты я смотрела как музыкант, который тоже находится на том месте. Но все эти концерты были по-своему хороши, может быть, кроме концерта A-HA. Потому что мне этот коллектив не понравился категорически, ну и... ничего. (смеется) Я понимаю, что это любимый коллектив и Митры и Насти (Фон Калманович — ред.), но вы же сами понимаете, когда речь заходит о вкусовых пристрастиях, я предпочитаю просто сворачивать все и уходить. Это слишком личное, я не считаю нужным спорить по этому поводу.

У меня всегда есть то, чего я ожидаю, и на концерте я смотрю — дойдет ли до этой точки или превысит. Единственный концерт, когда я ожидала меньше, а получила больше — это PLACEBO. Но я не обламываюсь сильно, я давно уже к этому привыкла. Потому что я слишком хорошо понимаю, что значит концерт и с какими это может быть сопряжено трудностями. Аппарат и наши русские организаторы. Эта вечная водка, эти вечные застолья. А музыкантов интересует совсем другое.

Я на PLACEBO поперлась к самой сцене, отлично. Я очень переживала, в момент, когда я пошла, меня стали все дергать, отговаривать — “тебя разорвут”. Я говорю: “Перестаньте, что вы несете, кто ж меня разорвет — это концерт группы PLACEBO”. Нормально, попрыгали. Не то что не узнали — там был концерт, понимаешь. Совсем другое. Прыгаешь, наслаждаешься.

FUZZ: Был еще Том Джонс.

Земфира: Я не пошла однозначно, это не мой формат. Я не та радиостанция, которая играет Тома Джонса. Как вокалист он отличный. Я очень уважаю этого человека. Более того, я зацепила краем глаза эмтивишные “News-блоки” с кусочками концертов, он действительно превосходно поет в свои шестьдесят лет. Мне сложно представить, что со мной будет в шестьдесят лет. Но, несмотря на то, что Кайли Миноуг спела с Ником Кейвом, я вряд ли посещу концерт Кайли Миноуг.

Двоечники и отличники

Земфира: Когда я услышала об этом в первый раз, я подумала, что это чушь собачья. Я не восприняла это серьезно, подумала, что это обычный творческий конфликт. Я к Лене очень тепло отношусь, но он действительно очень непростой человек, Илья в отношениях гораздо более мобильный и дипломатичный. И я подумала, что все очень скоро завершится и т. д. Через недели две-три я увидела сообщение в Интернете официальное о том, что эти два человека прекращают всякое сотрудничество. Вот тогда я очень удивилась, я прямо застыла перед этим монитором и подумала: вот те раз, и что же теперь. Потому что для меня эти два человека представлялись одним целым. Но я думаю, что и тот и другой достаточно самодостаточны (каламбурю! на глазах каламбурю) и у них все получится.

Земфира: Секретарь — это дурацкое слово, у меня оно ассоциируется со словом “птица-секретарь”. А у меня просто очень давно есть друг, один из первых людей, с которым мы познакомились в Москве — Митрофанова. И она сейчас занимается тем, что осуществляет связь между мной и прессой. Потому что это человек, которого я не могу заподозрить в каких-то вариациях, во лжи. Это человек, которому я доверяю. Могу сразу оговориться, что не очень-то много есть человек, с которыми я познакомилась в Москве и которым я доверяю. Мне кажется, что в период первой и второй пластинки очень много было допущено ошибок с этой стороны — не было человека, который представлял бы реальную картину, меня как человека, мои реакции на что-то. Но теперь этот человек есть, за что ему большое спасибо.

Маргарита Митрофанова: Пожалуйста.

Земфира: Мне еще кажется очень странным, когда музыкант поддерживает отношения с музыкантами какие-то близкие. Мне кажется, наоборот, что музыкант хочет отношения с обывателями. Мне, по крайней мере, так хочется. С людьми, которые как можно меньше завязаны в шоу-бизнесе. Мне хватает шоу-бизнеса на работе.

Земфира: У меня, как у всякого подростка, был период в жизни, когда я хотела стать журналистом. Более того, проанализировав это желание, я поняла, что, наверное, у каждого подростка существует такой период. Потому что — ну, это круто! Трешься рядом с известными! Бок о бок, ноздря к ноздре. Ты в курсе! Это добавляет тебе авторитета. Но — человек, который идет туда, должен изначально быть очень порядочным. Я таких не встречала. Это шутка, конечно, есть хорошие журналисты, но соотношение между хорошими и плохими, я боюсь, даже меньше, чем между хорошими и плохими музыкантами. Очень обидно, но любая смена экономического строя не может не повлечь за собой какие-то изменения жуткие. У нас так случилось в годы перестройки или когда-то еще, что страна оказалась совершенно без журналистов, без телевизионных ведущих... Есть старая школа, есть новая школа. Эта граница совершенно неосязаемая, с одной стороны. Но все эти молоденькие журналистки, журналисты, молоденькие фотографы — они пользуют и артистов и прочих общественных людей... Не очень люблю говорить на эту тему. Мне неприятно. Недавно был инцидент, мне тем более неприятно.

Земфира: Нет, ну в чем я могу обвинить желтую прессу? У нас всегда были двоечники. Потому что, в принципе, момент школы с первого по десятый класс можно применить к любой сфере деятельности. Везде есть двоечники, везде есть отличники. Желтая пресса — это двоечники. Как можно пенять на двоечников? Но — двоечникам тоже нужно что-то кушать. У меня совершенно нет никаких претензий. Единственное, мне кажется, им будет чуть сложнее к концу жизни, когда наступает период осмысления. Когда человек взрослый, он оценивает, что он сделал, что не сделал. Им будет чуть сложнее, но на то они и двоечники.

Земфира: Совершенно, патологически не ве-зет! Я объявляю конкурс на хорошего режиссера. Например, Бьорк — очень неоднозначная фигура, очень необычная, очень редкий человек. Но ведь встречаются люди, находятся в мире, которые понимают ее неоднозначно и снимают ей неоднозначные клипы. Ну почему в этой стране не может найтись человек, который поймет мою натуру и снимет столь же, как моя натура, неоднозначный клип.

Земфира: Мы в последней работе (“Прости Меня, Моя Любовь” — ред.) сделали упор на качество, на хорошую картинку. Картинка красивая, мне все нравится. Единственное, сразу видно, что не хватило динамики в сюжете, но это уже деньги. Источника дохода весь 2001 год у меня не было никакого, потому что я плевала в потолок. Поэтому обошлись теми средствами, что были. Съемки проходили в трехстах километрах от Риги, в Лиепае. Это место Паша искал. Паша — очень талантливый парень, он хорошо видит и у меня к нему ровным счетом никаких претензий. Он нам снял два клипа и один фильм.

Земфира: Бен с ужасно сложной фамилией английской (Джорджиадис — ред.), видимо, из какого-то старого английского рода. Очень красивый. Работал с Бьорк, JAMIROQUAI, OASIS, RADIOHEAD. Это не говорит о том, что наша последняя работа будет как Бьорк, OASIS или RADIOHEAD, или JAMIROQUAI. Просто это очень хороший человек и очень хороший режиссер, и впервые, наверно, в моей жизни иностранец принял такое участие в нашей работе. Этому способствовало безупречное знание английского языка Андреем Самсоновым. Это еще один его плюс. Андрюша и нашел эту студию “Сфера” в Лондоне. Официальная презентация ее состоится в ноябре. В тот момент, когда мы сводили первые пять композиций, во второй аппаратной сводил альбом GENESIS, в первой — DURAN DURAN. Это не понт, это, видимо, говорит о том, что это неплохая студия.

Земфира: Я ужасно стесняюсь это делать, потому что я тут же ставлю себя на их место. Мы отличаемся лишь масштабом. Я очень не люблю навязываться и очень не люблю, когда навязываются мне. И поэтому я совершенно скромно, как мышь серая, туда-сюда ходила и занималась исключительно тем, чем я приехала заниматься. В момент работы я не смотрю на всякие достопримечательности. На достопримечательности есть отдельные периоды, которые называются отпуск. Когда у меня был отпуск, я посетила Берлин и Париж. Париж понравился больше, но Берлин — тоже отлично. Я там была в первый раз, но я вряд ли поехала бы во время отпуска во второй раз в города, в которых я уже была.

Земфира: Четыре месяца. Круто? Ха-а! Но перед этим два года изнурительной работы, поэтому я считаю, что заслужила. Чем мне нравится моя профессия — тем, что я могу сама себе назначать отпуски, премиальные... Это был скорее не отпуск, а период реабилитации.

Легкость бытия

Земфира: Ну, во-первых, проэксплуатировали слово “рокапопс”, которое с легкой руки Ильи Лагутенко превратилось в культовое название какого-то стиля. Я не вижу этот стиль, потому что слишком разные группы в него впихивают. Но уже подвижки есть, чему я очень рада. Например, появились тексты, которые не говорят о том, как нам плохо, тяжело и т. д. И вообще песни о том, как плохо жить в нашей стране, мне не нравятся. Потому что у меня это ассоциируется с банальным нытьем. Когда это нытье выдавливают из себя очень взрослые и крепкие мужчины — мне это кажется нелепым. Женщины — это отдельный вопрос. Еще к 90-м можно отнести то, что понизился уровень музыкального исполнительства. Появилось очень много групп, которые не умеют играть. Недавно мы имели беседу с Джавадом, барабанщиком с двадцатилетним стажем, и он сказал, что совершенно нету музыкантов, и барабанщик, который играет ровно, уже считается чуть ли не гением. Это, скажем, лет пятнадцать назад было бы смешно — все играли ровно, но у всех был разный уровень звукоизвлечения, еще что-то. Сейчас за энное количество денег можно вылезти в эфир, играя весьма посредственную музыку. Но в тоже время появилась свобода слова, которая очень часто выходит боком. Происходит такое сражение на музыкальном фронте между профессионалами и людьми случайными. Я думаю, что в конце концов все встанет на свои места, музыка выиграет.

Земфира: Наверное, чуть больше слушаю сейчас, чем раньше, потому что теперь у меня есть четкое понимание своей профессии. Теперь я точно знаю, что никогда ничем другим не буду заниматься. Да, наверное, у меня чуть возрос критерий. Но я с удовольствием выслушаю любую поп-композицию, если она хорошая.

Земфира: Начнем с того, что те группы, которые слушаю я, очень редко входят в ротацию на радиостанциях. И поэтому те группы, которые мне нравятся, я слушаю на других носителях. Радио же я использую как новостные передачи — чего появилось нового. И если мне что-то нравится, я покупаю пластинку. Но это бывает достаточно редко. А ротируют так жестко, что мне хватает передач по радио. И очень часто оказывается, что у групп, которые ротируют, в арсенале одна-две песни и все. Это относится не только к российским исполнителям, к зарубежным тоже.

Земфира: Я, например, могу честно сказать, что слушаю большинство кассет, которые мне передают. Я могу назвать еще исполнителей пять, которые так же честно отслушивают большинство кассет. Там нет ничего. Ничего. Ни одной кассеты за два года я не встретила, которая хоть бы на йоту привлекла мое внимание. Часто передают, и достаточно легко передать кассету. И если это действительно хорошо, я обращу на это внимание, ориентируясь на какие-то свои музыкальные вкусы. Но нету. Мне тоже удивительно. Я думала, будет больше.

Земфира: Сделала достаточно недавно в одну из моих поездок в город Рига. Потому что это один из немногих уголков, где на меня адекватно еще реагируют. Я в Ригу приезжаю всегда с одной целью — покататься на своем мотороллере. У меня “Suzuki” синего цвета... Человек, который мне делал, совершенно не знал, кто я и что я, интересуясь исключительно хардкор-музыкой. Я в течение двадцати минут его уговаривала, чтобы он как-то обезболил. Он совершенно не понимал меня и говорил: “Как это? Как это можно жить без боли?” Он, кстати, сам был совершенно обпирсингован — по шесть штанг на каждой брови, в носу. Попросила его все-таки: “Брызни мне что-нибудь, чтобы было не так страшно”, он брызнул, нормально проколол. Все это случилось накануне моего двадцатипятилетия. Потому что мне вдруг стало казаться, как всем, наверно, девушкам в двадцать пять лет, что я старею. Вы напрасно, мужики, ржете, потому что у всех девушек такое случается. И я решила себя привести в какой-то более адекватный для собственного состояния вид. Я готовилась к этому, наверное, месяца два.

В свете последних событий — я уже даже не знаю, меня иногда посещают такие мысли — в мире творится такой ужас. Мы 11 сентября созвонились со всеми — с Андрюшей, с Пунгой, Цалером. Когда я говорю “творческий коллектив”, это означает гораздо больше, чем просто совместное времяпровождение на студии. Мы действительно заботимся друг о друге, ну, это слишком уж такие личные вещи... Мы созвонились: ну что, Третья мировая? Будем играть по фронтам? Ну, какую-то чушь несли по телефону друг другу. А сами переживали, потому что на фоне таких событий все остальное становится слишком мелкомасштабным. Но я, например, четко знаю, что если я не буду этим заниматься, я умру. Но если я умру, меня уже вряд ли будет интересовать, что случилось во всем мире.

Значит, как никогда нужна музыка. Единственная вещь нейтрализующая.

Андрей Самсонов

Андрей: Это не совсем гитарный альбом, хотя там очень много гитар, но будет много атмосферы в звуке. Я так понимаю — все, что связано с электроникой и синтезаторами, я не знаю, все, что угодно.

Андрей: Я был бы удивлен, если бы я сомневался. Потому что она очень талантливый артист. И это удовольствие, когда — хорошая музыка, хорошие тексты и артист сам по себе — очень сильная персона и с такой большой харизмой. Приятно работать с музыкантами, которые адекватно реагируют на пожелания. У каждого своя работа. Она — музыкант в студии, я — продюсер студии. И мы обмниваемся идеями и пожеланиями абсолютно адекватно.

Андрей: “Сфера”. Она совсем новая, и я думаю, что это если не самая лучшая, то из трех лучших студий в Лондоне. Ну, есть еще “Abbey Road”, естественно, и есть студия “Air”.

Андрей: О-о-о!!! (смех) Я не буду говорить это. (дикий смех) Восклицания я не буду говорить. Без комментариев. (смеется)

Андрей: Надолго ее хватает! И слава Богу, что такие люди есть! Я очень рад, что такие люди есть.