«Вот моя страна — это кухня. Вот это я играю, эту музыку. Могу сыграть что угодно. Могу — эту трубу, эту авоську, эту лампочку, этот шкафчик. Здесь я живу, здесь пью и трачу деньги, грызу себя, надеюсь на что-то». Этот коротенький «кухонный» монолог саксофониста Селиверстова из фильма «Такси-блюз» лучше всего иллюстрирует творческий метод самого Мамонова. Как и двадцать с лишним лет назад, Мамонов живописует быт. Разница лишь в том, что раньше, во времена расцвета ЗВУКОВ МУ, на кухне происходили мрачные таинства экспериментов над собой. А сейчас их место заняли простые созерцательные размышления о человеческих причудах, привязанностях и привычках. Мамонов словно бы смакует свое «здесь и сейчас».
Как известно, Петр Николаевич давно живет в деревне, выращивает урожай и пишет «Закорючки»: в 2008 году вышел первый том книги в издательстве «Свет Православия». Кое-какие отрывки «Закорючек» можно отыскать в сети, а какими-то, совсем короткими, Мамонов делится на концертах.
Петр Мамонов начал свое выступление с винегрета из хитов группы ЗВУКИ МУ: «Муха — Источник Заразы», «Красный Черт», «Мумия», «Досуги-Буги», «Шуба-Дуба Блюз», «Honey Baby», «Серый Голубь». Причем сыграны они были на паре аккордов и почти без перерыва — разве что на разговоры со звукорежиссером: «Сделай мне порезче рокенролл!» или «Голоску мне прибавь наверх! Вот так!». На сцене были только Мамонов, гитара и листочки со стихами. Никаких безумств Петр Николаевич не чинил, что странно, ведь, кажется, именно их публика и ждала. Хотя даже умиротворенного Мамонова принимали трогательно, ловя каждое слово. Из глубины зала частенько доносился ободряющий крик «Аллилуйя!», а совсем у сцены пристроилась, должно быть, жаркая поклонница творчества Мамонова и мелодично подвывала в такт.
Покончив с песнями, Мамонов принялся за стихи или, скорее, одностишия, афоризмы. Или, может, мамонизмы. «Сластолюбие. Утром попил кофе… и лег на диван». «Страсти. Только завидишь какую-нибудь скамеечку, сразу хочется выпить». «Фитнес. Как ни занимайся фитнесом, все равно придется умирать». «Смерть. И не надо больше ничего покупать».
Примечательно, что «мамонизмы» как будто незаметно перемежались со строками из учений преподобного Исаака Сирина: «Смущение — колесница дьявола». «Ходящие во свете не могут заблуждаться». «Храни себя от многоглаголанья, потому что оно угашает в сердце мысленные движения, бывающие от Бога». Вполне возможно, Мамонов и не хотел, чтобы эти строки обращали на себя особенное внимание, но, тем не менее, дал эти «наводки» — чтобы поделиться тем, что его самого волнует сейчас. То есть рассказать таким способом, как у него дела.
Честно признаться, весь концерт получился как одна длинная песня. «Опрощение» Петра Мамонова зашло так далеко, что он предпочел особенно не разнообразить музыкальную палитру и обходиться двумя-тремя аккордами. Происходящее напоминало медитацию, Мамонов — неторопливого спиритуалиста. И здесь сама собой напрашивается ассоциация со спиричуэл, давшем впоследствии жизнь блюзу и джазу. Чернокожие невольники пели спиричуэлс, чтобы как-то облегчить свою жизнь в рабстве, вкладывали в них все свое стремление к свободе, и частым мотивом этих песен был мотив полета: рабы мечтали улететь на родину, в Африку. «Я серый голубь. Я самый плохой, я хуже тебя. Я самый ненужный, я гадость, я дрянь. Зато я умею летать!» — хрипит Мамонов в микрофон почти тридцать лет. Одновременно невольник и король кухни (раньше советской, а теперь — постсоветской), Петр Мамонов все еще пишет свой натюрморт со скляночками, малосольными огурчиками, эмалированным судком для холодца и прочей домашней утварью, и как-то незамысловато да тепло у него это выходит, что ни говори.
Ольга Рябухина
