Два часа до концерта, Пит Дохерти потрошит рассеянно подаренные поклонниками белые розы и разбрасывает лепестки по сцене в приглушенном синем свете.
Картина идиллическая, но с реальностью вообще никак не соприкасается. Реальность еще покажет себя, когда спустя три часа в лицо Дохерти полетят завернутые в билет пятирублевые монетки.
Публике не на что было жаловаться. По залу гуляли волны, поднимаемые одним человеком с гитарой на сцене. Вспоминая, как THE LIBERTINESфениксом горели на сцене фестиваля "Reading" в этом году, когда толпа снесла от восторга ограждение первого ряда, и организаторам пришлось временно увести ребят со сцены, контраст разительный. Эмоции, однако же, сходны.
Дело в том, что мало кто шел в данном случае именно на концерт Дохерти. Для большинства в зале на сцене был не человек, а символ. Пришли услышать “Time For Heroes”, пришли покричать “You can take me anywhere!” из “Can’t Stand Me Now” и помечтать об Аркадии. Символ есть символ. С тех пор как у Англии нет Сида Вишеза на фронте рок-н-ролльных революционных выходок, им остается надеяться только на Пита. Потому что, каких бы драконов не выпускал сейчас Туманный Альбион на мировые площадки, никто из них не может уже похвастаться присутствием именно духа рок-н-ролла, в который мы учились когда-то верить. Да, Пит небезупречен. Но грязная тряпка нужных цветов – все равно знамя. Знамя держит, конечно, тот, кто сделал его знаменем, но дальше в дело вмешивается ветер. С Дохерти ничего нельзя знать наверняка, его второе имя «Непредсказуемость». Реакции спонтанны и неизвестны до последнего момента. Ничего хорошего в этом нет, могло бы быть в музыкальном плане, только именно там Пит это и не использует. Все-таки не стоит забывать, что учились играть они вместе с Карлом Баратом, который тоже, прямо скажем, не Бог этого дела. Только тут Пит старательно делает вид, что все позабыл. Он вообще играет в игру по избирательному восприятию фактов своей жизни, начисто отрицая то, что его хоть в какой-либо мере расстраивает. Видимо, соучастник по THE LIBERTINES в список явлений огорчающих Пита входит. Да, сольный концерт, но Пита без напарника по группе невозможно представить, их непростая ситуация правильно озаглавлена в книге о группе «Обречены быть вместе». И все же…
Акт второй
Розенкранц. "Вопрос и ответ. Старый добрый способ". Вертел нами как
хотел.
Гильденстерн. Раз или два он нас, возможно, поймал, но я думаю,
прогресс есть.
Розенкранц (просто). Он нас уделал.
Гильденстерн. С небольшим перевесом.
Том Стоппард «Розенкранц и Гильденстерн мертвы»
На импровизированной пресс-конференции Пит настолько естественно игнорирует вопросы о Карле, что это становится негласным законом со временем, о Барате не говорят. И тогда разговор становится совсем уже нереальным, есть ощущение, что тебе стирают помять. В этих оруэлловских декорациях, Пит все-таки как-то умудряется сохранять хотя бы видимость того, что сам разговор вообще имеет место быть. Идеальным ответом Пита на любой вопрос был бы “Аааааааа… не знаю”. Бороться с этим можно, но есть риск получить свой же вопрос обратно. И ответив на него, опять столкнуться с “не знаю”. Что же знает о жизни Пит, прошедший и наркотики, и тюрьму, у которого два успешных коллектива, сольная карьера, освещенный на весь мир роман с ведущей моделью мира за плечами и репутация с которой не то, что в приличные дома, в приличные страны по-хорошему не надо бы пускать. Судя по поведению, Пит знает, что все им сказанное может быть использовано против него, и по возможности избегает прямых ответов.
FUZZ: Давайте поговорим о вашей первой поездке в Россию, когда вы выиграли литературный конкурс в шестнадцать лет.
Пит: (по-русски) Нет, нет, нет, нет. Эта история с годами превратилась в вереницу слухов, на самом деле я просто умудрился оказаться на фестивале BBC Art или что-то в этом роде.
FUZZ: Правда, что у вас есть русская кровь?
Пит: Да, да, это правда, моя бабушка – русская еврейка, она бежала из России в 1905 году, во время погромов. Хотела добраться до Нью-Йорка, но в итоге осталась в Ливерпуле.
Говорить о том, обсуждали ли они это с Карлом, у которого тоже русские корни, благоразумно не стали. Пит рассеян, отвлекается и, кажется, дай ему малейшую возможность, отвлечется окончательно. Он с наивным видом сообщает, что далеко не все слышал с сольного альбома Карла, если вообще хоть что-то слышал. На фоне воссоединения и каких-то там планов на будущие выступления, озвученные не далее как на прошлой неделе Баратом, наблюдается противоречие в показаниях о мире и дружбе. Вряд ли это удивляет кого-то, но слышать подобные вещи странно. Хотелось верить, что хотя бы они смогут избежать классического сценария поссорившихся участников группы, годами дополняющегося все новыми сценами взаимных подколов. Однако сразу вслед Пит опять утверждает, что все с группой хорошо.
FUZZ: Кажется, что двух успешных проектов тебе было мало, BABYSHAMBLES и THE LIBERTINES, и ты начал еще и сольную карьеру. В чем преимущества и недостатки такой нагрузки?
Пит: Преимущества? Все настолько просто, насколько это звучит. В том, чтобы делать музыку с теми людьми, которых я люблю, музыку, которую я люблю.
Пит, мы эту фразу слышали от многих и обо многих. Особенно это прекрасно звучит вместе с ответом на вопрос о том, как много правды в недавно написанной Баратом книге “Threepenny Memoir”.
Пит: Ааааааа, эти «Трехгрошовые воспоминания»? Полная фигня, если вам нужно мое мнение.
FUZZ: Есть любимая песня на собственном альбоме?
Пит: Да нет, нет.
FUZZ: Слова песни “New Love Grow On Trees” сильно напоминают “You’re My Waterloo”.
Пит: Аааа, да, старая добрая песня.
FUZZ: Ты написал их одному и тому же человеку?
Пит задумывается на секунду.
Пит: Нет, для кого-то, кого я никогда не встречал. Я тогда был молод и с хорошим воображением. На самом деле я никогда не проживал этого и не любил этого человека.
Происходящее далее еще сильнее напоминает пьесу Тома Стоппарда “Розенкранц и Гильденстерн мертвы”:
Гильденстерн. Да? А наши увертки!
Розенкранц. О, великолепно, великолепно! "За вами посылали?" - говорит.
"Вообще-то посылали, милорд, но..." - я не знал, куда деваться.
Гильденстерн. Он задал целых шесть риторических.
Розенкранц. О да, прекрасная игра. В течение десяти минут он выпулил
двадцать семь вопросов и ответил на три. Я все ждал, когда же ты припрешь
его к стенке. "Когда же он начнет его припирать?" - спрашивал я себя.
Гильденстерн. И два повтора.
Хорошенько уяснив, что с таким настроением спрашивать о тюремных заключениях и героиновой зависимости лучше не стоит, все-таки чтобы выяснить, на пути ли Пит к лучшей жизни, приходится задать слегка переформулированный вопрос:
FUZZ: Пит, лучший урок, который преподнесла тебе жизнь?
Пит: Ха. Какой лучший урок преподнесла жизнь тебе?!
FUZZ: Итак?
Пит: Какой лучший урок преподнесла жизнь ТЕБЕ?! Да, это чертовски хитрый вопрос.
И знаете что, игра по его правилам, все равно не привела нас никуда. Пит выслушал ответ о конкретном моменте осознания ценности жизни, протянув: “Я никогда… никогда… ну… не думал о том, чтобы вообще покончить с этой жизнью”, ненавязчиво переключил внимание на другой вопрос.
Можно ли сделать из этого вывод, что жизнь его ничему не научила? Да, пожалуй, да. Регулярность, с которой он наступает на одни и те же грабли, будь то все те же проблемы с законом, впечатляет.
Гильденстерн. Но мы все же установили симптомы, не так ли?
Розенкранц. Половина сказанного им означала что-то другое, а другая
половина вовсе ничего не означала.
Гильденстерн. Мучительное честолюбие - комплекс уязвленности, вот мой
диагноз.
Розенкранц. Шесть риторических, два повтора, остается девятнадцать, из
которых мы ответили на пятнадцать. А что получили взамен? Что он подавлен!
Что Дания - тюрьма и он предпочел бы жить в ореховой скорлупе. Честолюбие и
нежелание мириться с фактами. А единственный прямой вопрос, который мог
привести к чему-нибудь стоящему, привел всего лишь к этому ослепительному
откровению, что он может отличить сокола от цапли.
Сокола от цапли Пит отличить может, и красиво об этом рассказать тоже. Вопрос хватит ли ему усидчивости.
FUZZ: После того, как Карл написал книгу, не думал ли ты написать сам книгу. Может быть не о группе, сборник поэзии, например, или роман?
Пит: Да. Абсолютно точно.
FUZZ: И о чем же?
Пит: Ох, дружок, это трудно объяснить. Никакого сюжета, просто много паранойи и коньяк.
Акт третий
Полоний
Вам надо принца Гамлета? Он здесь
<…>
Гамлет
<…>
Господа, всем вам добро пожаловать. Мы, как французские сокольники, налетим на первое, что нам попадется; давайте сразу же монолог; ну-ка, покажите нам образец вашего искусства: ну-ка, страстный монолог.
Шекспир “Гамлет”
Концерты Пит давать умеет, начинать так точно: “Can’t Stand Me Now”. Вот прямо так сразу и без предупреждения выдать первой песню THE LIBERTINES на сольном концерте очень в духе Пита, как всегда сплошные крайности, никакой логики.
А теперь давайте разберемся, почему таки в зале наблюдались все сопутствующие сносящему звуком выступлению рок-команды явления, тогда как на сцене, кроме не сильно старающегося попадать по аккордам Дохерти, была только микрофонная стойка. При этом еще Пит не делает почти пауз между песнями, перевирает плей-лист, играя не то, что запланировал, а что в голову придет. Такой концерт и концертом-то не назовешь, это творческий вечер, может быть, с претензией на моно спектакль.
Потому что когда приходит время для таких вещей как, прости Карл, “France” Пит-исполнитель исчезает, и на сцене появляется его альтернативная личность. Не скрывающаяся за смущенной улыбкой и жалостливым взглядом, говорящим всем и каждому “не трогайте меня, ни о чем не спрашивайте”. Этот другой Пит страдает, любит, верит в свои слова и являет собой зрелище, за которое не жалко тоже во что-нибудь поверить. Хотя бы все в ту же Аркадию. Спектаклем стала “Ballad Of Grimaldi”, “show me what you love, watch me destroy it” (“покажи мне, что любишь, и смотри, как я уничтожу это”). Мало ли было моментов в жизни Дохерти, чтобы он не пел эти строчки так, что, засняв на пленку, это можно было бы выдать за короткометражку.
Главное разочарование для многих – не прозвучала знаменитая “Fuck Forever”. Вместо нее Пит паразитировал на знаковой песне OASIS. Авторы в свое время не сказали почти ни одной гадости о Дохерти: учитывая, что речь идет о братьях Галлахер, завидное положение для музыканта в Англии. Текст “Wonderwall” Пит мучительно для менеджера, державшего листочек, с интересом для себя и веселым любопытством для публики минуты полторы изучал у края сцены, подыгрывая сему действию на гитаре. По результатам - короткая память в порядке, хотя темп и загнал. Но публике, прокричавшей вместе с ним всю песню без запинки, понравилось. Кавер выбран удачно, слова о недоверии и том, что все дороги ветрены, а огни по пути слепят, хорошо вписываются в лирику самого Дохерти и его соавторов. Больше сюрпризов не было, если не считать таковыми исполнение старых “Music When The Lights Go Out” и “What Katie Did”, надо ли говорить, тепло принятых публикой.
Плей-лист Дохерти не только переврал, но еще и не доиграл. В рукописной бумажке еще значились “I Wish”, “Lost Art Of Murder” и “There She Goes”, Пит ушел после либертинской “Death On The Stairs”. В последней до сих пор чувствуется, что ему по-прежнему привычней петь второй куплет, первый всегда пел раньше Карл. Но винить его в этом трудно. Непривычно сильный вокал, который Пит показал на этом концерте зачтется за органично вписавшиеся в формат выступления мелочи вроде забытых слов, начатых и брошенных песен. По большому счету, зная статистику, то, что концерт в принципе имел место быть, в случае с Питом – само по себе достижение. Во всем остальным скажем словами Полония: “Ей-богу, принц, хорошо прочитано, с должной выразительностью и с должным чувством”.
Пресловутой ложкой дегтя пусть будет понимание, что в августе на фестивале "Reading 2010" люди падали через ограждение не от восторга при виде своих кумиров воссоединившихся на сцене, а в попытке дотянуться до своих собственных иллюзий. Группа THE LIBERTINES уже не имеет никакого отношения даже к Питу и Карлу, она стала легендой, все тем же символом. А Пит заложником этого положения. Тех THE LIBERTINES уже нет и никогда не будет. Раньше в них была честность, а сейчас это пирамида, где ложь городится на ложь, становится условно принятой правдой и снова перевирается, пока во всех этих историях не начинают путаться сами участники. Пит же, кажется, настолько заигрался в свои мечты, что давно уже в собственном сознании плывет на том самом корабле из Альбиона в Аркадию, но он умеет говорить убедительно, и поэтому легко поверить, что наше, украденное у них дело, правое. Именно с таким настроением выходишь с концерта любого из осколков THE LIBERTINES.
А Пит, будем надеяться, напишет в скором временем свою книгу. Он хороший поэт, а коронуют в итоге символом бунтарств Великобритании кого-нибудь еще. Святым это место не назовешь, но и оно пусто не бывает.
Организатор концерта в клубе "Космонавт" СПб: «Светлая Музыка»Фото: Иванна Обухович
Б. С.
