Приехав в конце 2009-го к группе в Ломоносов, FUZZ расспросил их об изменениях в жизни коллектива и опубликовал видеоролики с ответами - а теперь размещает и полную текстовую версию интервью.
FUZZ: Напрашивающийся вопрос: чем был вызван переход от электронных инструментов, на которых Александр Зайцев и Илья Барамия играли и в ИГРУШКАХ, и в СБПЧ, к живым?
Кирилл: Было понятно, что мы зашли в какой-то тупик, когда записывали "Оркестр", дальше вширь было нельзя. Мы немного устали от синтезаторов, драм-машин, нам хотелось что-то изменить, что-то другое сделать. И гитары были как раз логичным продолжением. У нас был какой-то момент, когда мы думали, что вообще будем инструментальную электронную музыку писать.
Александр: Это вообще такой долгий взаимный процесс нашего сотрудничества с Кириллом. Он хорошо понимал, что мы не хотим на живых инструментах играть, а мы понимали, чего он не хочет, и мы друг друга все время ставим в неудобное положение.
Кирилл: У нас есть термин такой - мы друг друга "выравниваем".
Александр: Просто наша музыка стала восприниматься как некая качественная профессиональная европейская электронная продукция. И в этом смысле она была мертва. Она уже не развивалась, не жила. Все представляют себе, как это, и ждут от нас этого. И мы перестали это ощущать как что-то живое. И тогда возникла идея взять эту музыку и играть по-другому, на тех инструментах, на которых мы не умеем. Мы это как раз в "Оркестре" делали, когда все музыканты менялись инструментами и старались на них играть. Потому что я, например, знаю настройки на синтезаторе, я на нем 10 лет играю. И я на нем могу с фигой в кармане играть, а всем будет казаться, что это круто. Вот этого не хотелось ни в коем случае. Это не значит, что я так делаю, но сама возможность пугает. Хочется более наивно и примитивно, но искренне играть. И вот я пробую играть на гитаре. Кирилл, например, никогда не пел, он петь пробует. Мы все заходим в такую территорию, где то, что мы делаем, обнажается предельно, нет никакой защиты. Там мы начинаем песни новые делать.
Илья: Тут не то что бы какая-то тренировка вроде "а вот давайте сделаем так, чтобы всем было неудобно, и посмотрим, что из этого получится", а логично пришли к этому шагу. Хочется двинуться дальше - давайте играть на инструментах вживую.
Кирилл: У нас есть надежда, что на этом сломе, именно там, где трудно, где тяжело, получится интересное, новое, другое, отличное от того, что мы делали, потому что совсем не хочется делать то же, что ты делал до этого на предыдущих двух альбомах, нет никакого желания, неинтересно. Если бы мы так стали делать, это был бы тотальный обман. Люди бы слушали, хоть и недолго, как мне кажется... Мы бы, конечно, их обманули, сказав им: "А вот нас уже не так все это задевает, не так трогает, не так уже бьются сердца в унисон, а мы все равно делаем". Вот это как раз был бы фальшак настоящий.
Александр: Есть же такой стереотип, что надо закончить музыкальную школу, консерваторию. И вот тогда ты как профессионал вдруг сядешь и что-то такое напишешь. И, как ни странно, такие люди не садятся и ничего не пишут.
Кирилл: Да, есть большой зазор между понятием профессионального музыканта и понятием музыканта, который музыку пишет. Это два разных мира, непересекающихся... Только в музыкальных магазщинах они пересекаются, и те, которые музыку пишут, воспринимают мир профессиональных музыкантов как персональный ад, откуда не вернуться.
Александр: У нас даже есть шутка с Кириллом о том, что такое ад: это место, на котором написано "Европейский торговый дом "Мир профессионального музыканта".
Кирилл: Кстати, удивительно, что Илья молчит, а мы за него скажем, что, когда Илья взял бас, вдруг оказалось, что это как раз и есть его инструмент. Он же сейчас его отпустил на три секунды, а вы выключите камеру - он снова схватится и есть с ним пойдет. Он уезжал в Анапу, в отпуск, и там научился играть на басу.
FUZZ: Когда-то в интервью Илья сказал, что ЁЛОЧНЫЕ ИГРУШКИ стали осваивать электронные инструменты, потому что живые участникам осваивать было уже поздно - а оказалось, что никогда не поздно?
Илья: Ну, как раз в самом начале, 12 лет назад, я бы не смог бас освоить. Тут 12-летний опыт написания музыки очень сильно влияет. Я бы тогда за два месяца не освоил инструмент. Не то что бы я сейчас очень хорошо играю, но, по крайней мере...
Кирилл: Но Фли уже звонил пару раз посоветоваться.
FUZZ: У вас не только инструменты изменились, но и тексты...
Кирилл: Мы для себя выработали такой термин в разговорах - "открытость", "открытая музыка". Наверное, человеку извне не очень понятно, но мы подразумеваем некую легкость восприятия.
Александр: Это буквально должно пониматься. То есть существует закрытая музыка. Для того, чтобы ее понимать, нужно что-то про нее знать. Чего-то хотеть специального.
Илья: По крайней мере, с трудом вслушиваться.
Кирилл: Ну да, либо бэкграунд, либо какое-то знание о ней, либо очень большое желание. Нам хочется сделать такую музыку, чтобы она была, с одной стороны, хорошей, а с другой, человек, который ехал бы в маршрутке, услышал ее, и ему бы еще раз захотелось услышать эту песню. Или по улице шел, услышал - из ларька играет.
Александр: То есть она непосредственно понятна. И мы бы хотели максимально открыть свою музыку. Это, наверное, самая сложная задача для тех, кто всегда играл андеграундную музыку, которая во многом всегда элитарна, закрыта.
Кирилл: Ну да, она построена во многом на комьюнити, это как знак узнавания: и ты это слушаешь, и я, и вот мы какие-то особые в некотором смысле люди, не то быдло, которое Максим слушает, а что-то такое необычное, странное... Но зачастую эти люди не музыку слушают, к сожалению. Зачастую разговоры ведутся не о музыке. А нам хотелось бы, чтобы как можно ближе все было к самой музыке, к простоте, к чистоте.
FUZZ: Вы записали кавер на "Рыбку В Банке" МАШИНЫ ВРЕМЕНИ для трибьюта. Эта группа для вас - пример открытой музыки?
Александр: Да, для нас это определенный маркер понятной музыки - народной, можно сказать. При этом она остается элитарной музыкой - это все-таки рок-музыка, некое новаторство в России по отношению к другим стилям. И в то же время она совершенно понятна всем. То есть ее могут послушать мама, бабушка, и они услышат то же, что и я. И не надо говорить: "Ты ничего не понимаешь". Тут мы пересекаемся.
Кирилл: Приходится признать, что большинство песен МАШИНЫ ВРЕМЕНИ в смысле текстов - это довольно тяжелое испытание, но это вещь, которая объединяет всю страну от Владивостока до Калининграда. Ты можешь с любым мужчиной поговорить про японскую праворучку - так же ты можешь и про МАШИНУ ВРЕМЕНИ поговорить, и тебя очень легко поймут. И цитаты угадываются. Они остались удивительным образом в коллективной памяти.
Александр: Так как мы были максимально погружены в какую-то специфичность, нас как раз интересует теперь некое общее универсальное. Например, есть группа ПСИХЕЯ, и есть масса людей, которые ее любят. Но за пределами этой тусовки ее не понимают. Тут водораздел проходит. И МАШИНА ВРЕМЕНИ находится выше в том смысле, что она понятна огромному количеству людей, и нет такого: "Если бы ты понимал, что там они делают, ты бы тогда любил". Или "Если бы ты видел их концерты"... Это явлено уже в самой записи, это очевидно очевидно. И нас очень интересуют эти очевидные вещи.
Кирилл: Нельзя же сказать во всех смыслах, в социальном и в культурном, что есть единая страна, 140-миллионная Россия: это на самом деле миллиард вселенных, в смысле музыки тоже. Мы, например, занимаемся своей музыкой, едем на гастроли, и к нам приходят одни люди, а оказывается, что параллельно существуют группы вроде какого-нибудь кавер-бэнда Битлз, мы о нем ничего не знаем, а он ездит в пять раз больше, чем мы, и собирает в три раза больше людей, чем мы. А есть еще какая-нибудь группа JANE AIR, которая вообще может стадион собрать, и при этом большинство моих знакомых даже не знают о ее существовании. И не хотелось бы для какого-то узкого круга работать, что-то делать, чтобы это было понятно только тем, кто вот такие книжки читал, такие фильмы смотрел. Хочется что-то более универсальное. Это связано не с желанием покорить миллионы, а просто с желанием делать внятную музыку.
Александр: Дело не в количестве людей, которые нас слушают. Мы не знаем, кто нас слушает, и никогда не думали об этом. Просто есть, скажем, первый альбом СБПЧ, и Кириллу так повезло, что его мама и бабушка могут его слушать. Но легко могло быть так, что его мама и бабушка не стали бы это слушать. Для них это был бы внук, сын, чем-то таким тешится, ну и ладно, главное, что не наркотиками. Нам хочется написать музыку, которая понятна нашим друзьям, нашим родным. Чтобы мы не должны были как-то специально одеться, отряхнуться, выйти на сцену, и тогда уже исполнить так, чтобы поняли. А чтобы это было естественно явлено - сидишь в компании, взял гитару и спел песню. Наши старые песни нельзя так исполнить. Мы хотим написать новые, которые можно. Гребенщиков о подобных вещах рассказывал, когда его спрашивали: "Почему вы не используете электронику, вы же можете позволить себе музыкантов позвать?" А он говорит: "Это, конечно, все здорово, я этим интересуюсь, но я в деревню приеду, сяду у костра с пастухом, и я ему под гитару петь буду. И поэтому я пишу такие песни". И у нас примерно такой сейчас интерес. Сесть у костра и под гитару...
Кирилл: Пастуху! Пастуха осталось найти.
Александр: Одному пастуху.
Кирилл: Вот у нас сейчас тур по Сибири будет, там...
Александр: Будем искать.
FUZZ: В МАШИНЕ ВРЕМЕНИ вас привлекает только открытость музыки, во всем остальном на нее походить не хотите?
Кирилл: МАШИНОЙ ВРЕМЕНИ точно бы стать не хотелось, потому что это очень дидактичная и назидательная группа, которая учит своих слушателей. Причем такая группа, которая на все вопросы уже знает ответы, и она учит слушателей, а слушатели тоже уже знают эти ответы, и они все довольны тем, что знают одинаковые ответы.
Александр: Мне смешную историю рассказали недавно люди чуть постарше, мы этого не помним, но году в 1983-м не было ни одной андеграундной группы, которая бы не сочинила и не спела дисс на МАШИНУ ВРЕМЕНИ. Даже самые кошмарные группы, которые никто уже не вспомнит, кроме их создателей, пели песни против МАШИНЫ ВРЕМЕНИ. Ну, у МАШИНЫ ВРЕМЕНИ была интересная судьба, свои взлеты и падения, но мы хотим свою жизнь прожить, а не их.
FUZZ: Когда говорят о ваших новых песнях, порой вспоминают КИНО - для вас это такая же культурная константа, как и МАШИНА?
Александр: Да. И Цой, и Макаревич создали некие образы, но разные. То, что в связи с нами КИНО вспоминают - это вопрос восприятия. Когда говорят, что мы плохо играем...
Илья: Вот группа КИНО - тоже не ВИРТУОЗЫ МОСКВЫ.
Александр: Вопрос виртуозности - это тоже способ закрыть музыку. Вот TALKING HEADS в свой лучший период, когда они записали свою лучшую и самую открытую музыку, свободную и радостную, довольно просто при этом играли и не были невероятными виртуозами. И как раз в это же время заканчивалась история группы WEATHER REPORT, самый жуткий период, когда там суперпрофессионалы играли, и слушать это было невозможно. Такой интересный феномен, когда группа, в начале 70-х совершившая революцию, в 80-е собрала мегапрофессионалов и играла музыку, которую только между хоккейными матчами ставить можно, слушать ее нереально. Говорят, что мы плохо играем. Но мы же не играем специально плохо. Мы играем так же, как мы играли на синтезаторах, как мы в сэмплерах собирали все это. Только на других инструментах. Ровно то же самое все делаем. И когда нас сравнивают с какими-то группами - для нас это неожиданно. Я не знаю, почему нас с КИНО сравнивают. Мы никогда не садились и не обсуждали это. И даже особо и не слушали. Но эта группа связала струны, написала какие-то универсальные вещи. Это, конечно, то, о чем мы думаем...
Кирилл: С другой стороны, надо понимать, что мы находимся в совершенно другом контексте в совершенно другое время... Есть вероятность, что сейчас такое вообще невозможно. Нас интересует не охват аудитории - мы сами это чувствуем в песнях, они открытые, доступные, или нет.
Александр: Мы не ставим себе задачи покорить стадионы, всю страну. А я думаю, что и МАШИНА ВРЕМЕНИ, и КИНО именно так всегда для себя формулировали. И в этом смысле мы совершенно с ними не похожи, нас какие-то другие вещи интересуют.
Кирилл: Мы занимаемся сейчас другой вещью. Сейчас очень мало таких небольших по масштабу аудитории групп, как мы, гастролируют где-то, кроме Москвы и Петербурга. Мы пытаемся создать не то что бы сеть, но возможность, чтобы, если мы приехали в Новосибирск, то еще кто-то мог приехать, после этого еще кто-то, а это означало, что мы потом можем туда вернуться, еще какие-то туры организовать... Чтобы были не только группы DDT или AMATORY, а еще какая-то третья музыка, которая тоже может гастролировать. Вот этим мы сейчас занимаемся.
Александр: Кстати, Кирилл сказал сейчас про поездки, и я думаю, что это очень сильно влияет на новые песни. Этот опыт концертный - мы же с Ильей много проездили и как ЁЛОЧНЫЕ ИГРУШКИ, и как СБПЧ, и как 2H COMPANY, сыграли много концертов. И этот опыт влияет на то, какая музыка сейчас пишется. И у Кирилла тоже. Потому что если бы он сидел и в лэптопе сочинял свою музыку, то совсем другую бы писал. Когда он стал активно выступать, много, перед совсем разной аудиторией, это сильно изменило его отношение к написанию. Вот это влияет, это некий опыт. Когда ты находишься в студии или где-то один пишешь, ты все равно уже не один, в тебе есть некий опыт общения, концертного фидбэка, и это сказывается очень сильно. И вот именно это, наверное, раскрывают новые песни. То есть это все и сознательно, и подсознательно происходит. Это упрощает их.
FUZZ: Вы стали рок-группой на концертах - а в студийных версиях новые песни будут такими же гитарными и прямолинейными?
Александр: Мы еще не знаем, какими они будут в записи, но глупо было бы что-то открывать, чтобы потом закрыть снова. Мы, конечно, хотим максимально сохранить то хорошее, что будет, и где-то еще усилить студийно.
Илья: Из того, что на концертах, надо перенести теперь все самое хорошее в запись, а оно при этом всегда трансформируется.
Александр: Это как с "Оркестром" было. Все концерты, которые мы тогда играли, были разными, и, в общем-то, непохожими на то, что на альбоме получилось, потому что студийная логика другие вещи диктует. Мы стараемся подходить к звуку не с точки зрения технологии - как записать, стилизовать, со звуком работать - а философски, что ли. То есть мы хотим открыть музыку, а как именно откроется - нам не важно, главное - это удержать. Какими средствами? Если отказом от всех средств - ну, откажемся.
FUZZ: Ваша новая песня "Живи хорошо!" основана на YouTube-ролике "Привет с Ростова!". Если вы хотите делать музыку, максимально оторванную от бэкграунда, означает ли это, что для слушателя лучше о ролике и не знать?
Кирилл: Очень много таких людей, для которых ролик стал открытием уже после песни. Нам кажется, что неважно, видел ли зритель ролик. Песня совершенно легко работает и имеет миллиард смыслов без него.
Александр: Есть, например, довольно распространенная трактовка, что это песня про смерть, которую мы совсем не вкладывали. Люди совсем по-другому видят, даже если они знают этот ролик, то все равно по-другому воспринимают. И он не нужен, чтобы песню понимать, она про другое вообще.
Илья: У меня друг уехал в Доминиканскую республику на год, я ему послал ссылку на песню. Он очень веселился.
Александр: Вообще это песня про нас, про "Оркестр", про то, почему мы сейчас стали такими, а были не такими. И это, в общем, никак с роликом не связано. Но ролик был таким рабочим моментом, тем, от чего отталкивались. Есть еще пара вещей, связанных с этой песней, о которых никто не знает, и они тоже не обязательны для понимания. А ролик мы не скрываем, а, наоборот, всем показываем, потому что он и сам по себе гениальный... Он во многом похож на нашу жизнь - когда одновременно и смех, и слезы, и трагедия, и, в то же время, какое-то русское веселье... Он даже более важен, наверное, для культуры, чем та песня, которую мы написали...
Илья (смеясь): Остановись!
Александр: А то, что он стал бэкграундом - так не существует культурного высказывания вне контекста, вне предыстории, вне истории. Всегда есть связи. Нельзя сейчас изобрести новый язык и только на нем говорить о совсем новых вещах. Нет ни одного артиста, который сам по себе возник, ни на кого не похож - и при этом какой-то крупный талант, понятный и востребованный. Потому что он должен говорить на том языке, который понятен, а это язык, созданный всем, кто был до него. Если человек скажет новое, ни на чем не основанное, он не будет понят.
Кирилл: Скорее всего, это будет какая-то одному ему понятная банальность, слишком общая вещь.
FUZZ: А нет ощущения, что интернет выводит связи культурных высказываний на новый уровень? Скажем, заинтересовавшая вас любительская группа ЛЕМОНДЭЙ недавно процитировала чужой трек, а чуть ли не на следующий день уже самих ЛЕМОНДЭЙ цитировали ЛОЛЛИПОП.
Александр: Нет, это общий механизм, по которому культура существует, а то, что благодаря интернету это становится другой реальностью - только иллюзия. Даже наш опыт с "Оркестром" это показывает. Мы начали с того, что покупали инструменты и раздавали зрителям, и всем хотелось играть. А потом на сцене стало появляться много музыкантов со своими инструментами, которым тоже хотелось играть что-нибудь. И когда эти музыканты на сцене оказались, они, конечно, стали играть интереснее, чем то, что в зале было. И это было настолько очевидно, что люди в зале перестали нам подыгрывать. Потому что неинтересно просто стучать в палочку или свистеть в свисток, когда на сцене интересная музыка рождается. Людям интересно это слушать. То есть все равно одни люди занимаются культурными вещами, их производят, а другим интереснее слушать. И этой свободой, когда каждый может сочинять, никто особо пользоваться не хочет.
Кирилл: Мне кажется, что благодаря интернету не стало больше хорошей музыки, нам просто стали явлены, как говорит Саша, связи эти. Мы поняли, что с чем связано, и от этого ничего не стало лучше или хуже.
Александр: То, что в интернете можно сравнивать, кто у кого что взял - это тоже во многом иллюзия, потому что не так уж прямо заимствуются вещи, как кажется. Действительно зачастую люди находят одно и то же. И есть масса примеров, когда обвиняли в плагиате, а это не плагиат был.
FUZZ: И ролик "Привет с Ростова!", и ЛЕМОНДЭЙ с ЛОЛЛИПОПОМ причисляют к интернет-мемам - кажется ли вам, что музыка в целом меняется в их сторону?
Кирилл: Тут важная вещь заключается в том, что мемы очень редко во что-то дальше перерастают - в музыку какую-то, в концертную деятельность.
Александр: Ну да, это особый род культуры.
Кирилл: Это другая сфера деятельности. Если бы мы занимались мемами, то, наверное, могли бы что-то такое придумать, но мы хотим концерты давать, альбомы записывать... Нам это неинтересно. В этом смысле показательно, что у Сявы немного концертов. И некоторые из них просто приходилось отменять из-за того, что люди не приходили. И человек, который посмотрел смешной ролик, в 98 процентах случаев не пойдет смотреть это живьем. Вот Валентин Стрыкало - миллион просмотров, а на концерте сто человек.
Александр: Мне кажется, это как раз неправильное журналистское объяснение каких-то культурных механизмов, потому что, когда мы услышали Сеню (Арсения К., лидера PADLA BEAR OUTFIT - прим. FUZZA), нам про него говорили "это мем, это прикол ютюбовский, завтра забудут". А ведь Сеня вообще не про это был, просто у него не было другой возможности эти песни спеть. Он их хотел спеть - он их выложил в интернет. И так же ЛЕМОНДЭЙ - они же не продумывают.
Кирилл: Вот группа ЛОЛЛИПОП продумывает.
Саша: Да, вот группы ЛОЛЛИПОП и ЛЕМОНДЭЙ - они же принципиально по-разному работают, а воспринимаются одинаково. Описательные механизмы грубые. Не так все. YouTube - это удобный механизм. Раньше люди по электронной почте своим друзьям музыку пересылали. А сейчас залил - и друзья могут посмотреть, и интернет-друзья, как френды в ЖЖ, мы их даже не знаем, но им интересно что-то, что мы делаем. Как концерт - мы же не знаем, кто на него придет, но мы играем то, что бы мы сыграли своим друзьям, для тех людей, которые придут. И YouTube - это один из способов так транслировать. А то что касается специальных механизмов, которые используются для популярности мемов, я их не знаю, их никто не знает, и ими нельзя, я думаю, управлять. То есть так сложилось, кому-то повезло.
Кирилл: Не уверен, что повезло.
Александр: Я вот не верю, что у Сявы стихийно все так на YouTube произошло, думаю, как-то было накручено. Известны же истории про группу ППК, которая на mp3.com определенным образом трафик генерировала. Или как сейчас делают в Америке - издают диск стоимостью в доллар, он тут же в топ выходит, и о нем гораздо больше людей узнает, а цена у него в 16 раз меньше, чем должна быть. Вопрос не механизмах, а в том, как этим пользуется потом артист. Становится ли он действительно артистом, или это остается на уровне технологии, приема и одноразового успеха. Про ЛЕМОНДЭЙ через 10 лет будет понятно, группа это или не группа. Мне кажется, это иллюзия во многом - что из-за доступности интернета реальность изменилась... Мало что изменилось, по-моему.
FUZZ: Изменилось то, какие из артистов могут стать известными. Те же PADLA BEAR OUTFIT - пусть на самом деле это и не артист-мем, но, если бы Арсения сначала не приняли за мем, о нем бы не узнали.
Александр: Его действительно никто не знал. Была группа у Сени, он выступал в Москве, никто не приходил вообще. Он распустил. Кстати, важный элемент в истории музыканта - когда он понял, что он никому не нужен. Вот он сидит дома и понимает это. И тогда начинает для себя что-то писать, потому что все равно не может этого не написать. Это важный момент. Мы с Ильей постоянно в такой ситуации находимся. Кому мы нужны? Никому мы не нужны. Мы сидим здесь и пишем что-то для себя, потому что не можем не писать все равно. Это закаляет музыкально, позволяет какие-то вещи формулировать. Я сейчас смотрю на Белоруссию, где вся эта новая музыкальная волна никому не нужна, там все закрыто максимально. И тем не менее вдруг появилась масса музыки хорошей. Потому что она не могла не написаться какими-то людьми. Это очень честные высказывания были. А у нас все можно. Уже целое поколение есть, которое родилось свободным, могло с пеленок играть на бас-гитарах и записывать музыку как ARCTIC MONKEYS, качественно, профессионально, а нет ее. Потому что все думают, что нужны мемы, нужен пиар, еще что-то. Очень мало людей, которые свободно сидят у себя в комнате, пишут. Мне кажется, это связано с тем, что русский механизм раскруток, телевидения, лейблов настолько уродлив, что сейчас появились музыканты, которые изначально четко понимают, что даже думать про это не надо. Они вообще про это забыли. А все равно хочется писать. И я думаю, что ЛЕМОНДЭЙ и PADLA BEAR OUTFIT - вот такие группы. И в этом надежда музыки. Это не значит, что они лучшие и станут великими. Но, раз они есть, это некая среда, в которой может появиться хорошее явление.
Кирилл: Мы не знаем, насколько это легенда, а насколько правда, но история певицы МакSим очень показательна. Она написала просто хорошие песни, хотя и с уродливыми аранжировками...
Александр: И, кстати, не очень хорошие. Но понятные. Открытые.
Кирилл: Но понятные. В них было что-то такое, что цепляло людей, много людей сразу. Десятки тысяч. И там не было никакого пиара.
Александр: Да, мы с Кириллом вот как раз спорили. Он говорит, что вот Леди ГаГа стала звездой, и никто не говорит, что у нее папа богатый. Есть какая-то музыка, которую слушают, скачивают в телефоны и включают их, а какую-то - нет, и тут дело не в деньгах и не в том, как продвигается, не в MTV, не в том, что они в Бруклине живут, это как-то иначе работает - а как, никто не знает. Единственный способ - это сидеть и писать.
FUZZ: Раньше вы говорили, что почти ничего не делаете как ЁЛОЧНЫЕ ИГРУШКИ, потому что заняты в других группах. Сейчас из других групп активна только СБПЧ - появилось ли время на ЁИ?
Александр: Да. Мы с Кириллом уехали в Крым и там перезагрузились. Я приехал, и мы с Ильей начали очень сильно, радикально реформировать ЁИ, а потом приехал Кирилл, и мы то же самое стали с СБПЧ проделывать. Так как мы с Ильей немножко мобильней вдвоем, то мы практически новый альбом ЁИ записали впервые за пять лет. Мы играем концерты, и нас это очень радует.
Илья: Записываем материал, и, я думаю, в 2010-м издадим.
Александр: Мы, например, недавно с Ильей записали новый трек ЁЛОЧНЫХ ИГРУШЕК и просто в интернет положили - не потому что думаем, что он выстрелит, а просто показать тем, кому это интересно, что у нас сейчас пишется новая музыка. И она вот такая. И люди, которые придут на наш новый концерт, ее узнают. То есть это некая связь, некий сигнал, что мы сейчас работаем. Сейчас некие вещи начинают выкристаллизовываться, вот, посмотрите. А как еще показывать? Как раз интернет в этом смысле дает возможность более прямого доступа - не год альбом писать, чтобы еще полгода лейбл его издавал, потом о нем журналы написали, и тогда кто-то его, наконец, купил, а мы уже совсем другую музыку играли в этот момент. Это важная информационная связь. Фидбэк есть. Это особенно важно для ЁИ, потому что с песнями проще, когда люди тексты узнают. А электронная абстрактная музыка - там вообще непонятно, как чувствовать фидбэк.
FUZZ: Не сложно ли стало с переездом Кирилла в Москву, когда исчезла возможность часто встречаться?
Александр: У нас все очень удобно выработалось. Кирилл приезжает на три дня, и мы за это время успеваем какие-то вещи придумать, сочинить, потом с Ильей их развиваем.
Илья: Мне не надо мотаться между Москвой и Питером, и для меня ничего не изменилось. Мы в таком же режиме работаем, как до переезда.
Кирилл: Я бы даже сказал, что мы намного чаще репетируем, чем раньше.
Александр: Раньше Кирилл редко приезжал, мы встречались на концертах. А теперь это нужно, потому что все живьем играют, и в каждое мгновение важно, что ты делаешь, а не "нажал кнопку и стой, слушай свист". Как раз то, с чего мы начинали разговаривать: Кирилл когда-то с нами начал работать, и мы сказали, что не будем работать с записями. Мол, у тебя, конечно, в музыке очень важны шумы, ты много лет это все собирал, но мы от этого откажемся. И он готов был. Это очень радикальный шаг для человека, который несколько лет это все делал, а ему говорят: мы теперь это выкинем. А заменим чем-то, мы не знаем даже сами, чем. Он сказал: "Ну хорошо". А потом он нам говорит: давайте и вы замените. И мы заменили. И это нас всех в тонусе держит, нам интересно. И в студии нам интересно, и на концерте, и хочется, чтобы этого всего больше становилось.
Кирилл: Кроме того, важно, что живые инструменты дают еще возможность почувствовать себя группой, чтобы было ощущение, что мы вместе, мы чувствуем друг друга. Когда каждый на свои кнопки нажал, и дальше можно курить и тексты читать поверх этого - нам такого уже не хотелось.